Интервью: Мария Бессмертная
Иллюстрации: сообщество «Клизма романтизма»
Архитектор должен быть тираном
Архитектор Анна Бушман, успевшая поработать в бюро FAS(t), которое занималось реконструкцией палаццо Ка’Трон в Венеции и строительством Летнего павильона в Нескучном саду, и недавно перешедшая в Le Atelier, объясняет, почему горожане всегда недовольны архитекторами, архитекторы — горожанами, а любой новый объект в общественном пространстве становится поводом для споров и ссор. Ее монолог иллюстрируют кадры создателей сообщества, посвященного капиталистическому романтизму, или капрому, — самому неоднозначному феномену российской архитектуры родом из 90-х и нулевых.
Про то, почему все всегда недовольны любым новым зданием в Москве
Главная, как мне кажется, проблема состоит в том, что люди считают, что архитектор занимается оказанием услуг. А это не так. Архитектура — это ремесло, а не услуга. Человек не продает тебе что-то, а создает новый мир. И вот из-за этого и начинаются эти бесконечные споры. Далеко ходить не будем: последний кейс с «Глиной» Урса Фишера. Почитав фейсбук, один мой коллега так это прокомментировал: «Е***ь, россияне в XXI веке узнали, что такое концептуальное искусство». Ну правда, а что тут скажешь. Для меня такая реакция людей — это дикость, и я понимаю, что мы, как профессионалы, и государство должны людей образовывать.
Про заказчиков
Вот был инцидент во время Уральской биеннале, когда в регионе показывают современное искусство. В каком-то шахтерском поселке поставили скульптуру шахтера в современном стиле, и местные жители вообще не оценили. Посчитали, что над ними посмеялись. В таком деликатном случае, мне кажется, надо слушать мнение людей. Но в остальном — конечно, нет. Все эти системы «Активного гражданина», когда люди могут выбирать, я считаю абсолютно вредными. Если мы как профессионалы будем учитывать только мнение пользователя, то мы останемся в каменном веке. Архитектор, в общем-то, должен быть тираном.
Про профдеформацию
Я не включаю профессиональный взгляд по любому поводу. Но бывает. Когда я недавно смотрела «Дюну», то тут же подумала: «Да это же Карло Скарпа! Итальянский архитектор, который много строил в Венеции. Использовал современные материалы и техники и встраивал их в исторический контекст. Интерьеры на планете Арракис в "Дюне" явно с ним в уме делались». Из последнего, тоже в кино, отметила хорошую стилизацию под советский интерьер в фильме «Петровы в гриппе» Серебренникова. Но когда я смотрю какого-нибудь Годара, я, конечно, не ищу, где у него неправильно батареи висят. Все-таки я, как любой нормальный человек, пытаюсь получить удовольствие от чьего-то художественного видения, пусть там даже и не идеальная картинка.
Про то, почему архитектору трудно ходить в гости
К друзьям, которые только что сделали ремонт, в гости вообще невозможно ходить. Ну потому что с порога спрашивают: «Как?» А тебе что — ну врать надо, конечно, потому что ты же профессионал и видишь все нюансы. С коллегами, кстати, такого нет, всегда все спокойно и честно обсуждаем.
Про тоталитарность Москвы
Если смотреть только на Сталинский план, то, да, Москва, кончено, тоталитарный город. Но все же ни в какое сравнение не идет, например, с римским Кварталом всемирной выставки Муссолини, который выстроен по одному плану. Там ни одного лишнего кустика не посадить. Мне кажется, что Москва в основном находится в гармонии со всеми своими историческими пластами, везде можно найти здания разных эпох. Никогда не думала, но она вся вообще-то желтая, в центре особенно. Мягкая, в ансамбле.
Про феномен Лужкова
Мне кажется, что градоначальник, искренне увлеченный архитектурой, который при этом серьезно считает, что он в ней разбирается, — это проклятье, это катастрофа. Как Лужков. Хотя многие сейчас вдруг стали оценивать его архитектуру по разряду «настолько плохо, что уже и хорошо». Я с этими людьми согласиться никак не могу.
Взять хотя бы эту так называемую высотку на Садовом кольце, которую в народе называют зиккуратом. Дар речи теряешь, когда видишь такое.
Про сверхидею в архитектуре
Запроса на сверхидею в архитектуре сейчас нет, по крайней мере, в том виде, в котором она была у конструктивистов и деконструктивистов в ХХ веке. Востребованы чистые формы и линии, натуральные материалы, экономность средств. Как у Дэвида Чипперфильда — когда Новый музей в Берлине деликатно встраивается в исторический контекст.
Про городское украшательство
Частичка души архитектора, конечно, не умирает при виде пасхальных яиц на Лубянке, но тяжеловато, да. В случае с украшательством городов, которое, разумеется, должно быть отдано профессионалам, я могу сказать одно. Оно должно по итогу сообщать пространству какую-то добавленную стоимость. Целью этого украшательства в идеале должно быть создание нового экспириенса у людей. Вот как в Камергерском, про эстетику ничего не говорю, но там у людей за счет круглосуточного освещения появляется новый опыт — когда не понимаешь, сколько сейчас времени.
Про будущее
Мне кажется, будущее за незахламленностью и чистотой в архитектуре. Когда ты живешь в цифровом мире, который и так постоянно замусоривает все вокруг и твое сознание бесконечной рекламой и экранами, простые формы — это то, что нам нужно.
В этом списке — великие, но утраченные, постройки: футбольный стадион, выкопанный жителями близлежащего района, карандашная фабрика, призванная окультурить крестьян, и первая работа будущей звезды архитектуры Константина Мельникова. Конструктивизму — сто лет. Главные сохранившиеся здания Рассказываем про важнейшие конструктивистские постройки, которые должны были помочь появиться новому человеку: баню в форме самолета, башню в виде корзинки для бумаг и типографию-горизонтальный небоскреб. Хлеба и зрелищ Рестораны и кафе, где гостям предлагается просто еда давно остались в прошлом — за ужином или обедом теперь надо как минимум изучать современное искусство или слушать концерт, а как максимум — чувствовать себя частью комьюнити. Выбрали три московских заведения, которые прививают такой подход к ресторанному делу и более чем успешно формируют вокруг себя сообщество единомышленников. На белом свете Поговорили с архитектором и урбанистом Ильдаром Ильдархановым (КБ «Стрелка») о том, почему в мегаполисах так светло, как это влияет на психологическое состояние горожан и почему Москву подсвечивают так, что видно из космоса.